Лукошкину сильно не хотелось расставаться с дензнаками, упавшими с неба. Но бухой Черный мог окончательно подорвать и так подмоченный авторитет. В общем, они продолжили праздник живота, а мне капитан выдал купюру и приказал: «Сходи в магаз, возьми Насте блузку, отнеси домой, скажешь, это мой ей подарок». Увольнительная у меня была до вечера, я побежал выполнять. Сначала занырнул в промтоварный. Девушка: «Какой размер?» «Примерно как у вас». Приобрел трикотажную блузку. Сиреневую. Еще мелочь осталась. В продуктовом взял шоколадных конфет. Меня в армии на сладкое тянуло. Иду и ем «Каракум». Красота!.. Поднялся на второй этаж, позвонил. «Настасья Ивановна, товарищ капитан велел вам вручить новогодний подарок!» Женщина она была симпатичная, лет тридцати. Заметно младше Лукошкина. Настя обрадовалась! В жизни сквалыга ничего ей не дарил. А тут пожалуйста! «Витя, заходи, чай попей. Сейчас котлеты разогрею!» Время у меня еще было. Часа два. Посадила она меня как дорогого гостя - в зале. Сижу, трамбую жаркое с чаем. А у них в квартире легкий ремонт. Окна покрашенные в гостиной, побелка стоит. Настя повертелась передо мной полуголая, надела обновку. «Посмотри, правда мне идет?» Я как раз все сожрал. Говорю: «Вы в этой кофточке - вылитая София Ротару!» «Да? А ты не промах! Мне все так говорят. Пойдем, что покажу». Повела за руку. Я покраснел. Мы встали против зеркала. «Смотри, какая бы из нас пара получилась…» Даже не знаю, как это произошло. Вдруг мы стали обжиматься, целоваться. Я поплыл. Фемина аппетитная! И шепчет: «Пойдем в спальню». Мы уже дошагали до двери. «А если Лукошкин нагрянет?» «Я услышу. Он когда подъезжает к дому, всегда сигналит». Мы оба пурпурные, как раки. Моя рука уже у неё на филейной части…
«Пи-бип! Пи-бип!» Доносится клаксон со двора. «Ой! Это он!» Настя отпрыгивает от меня и налетает плечом на сырой косяк. Она рывком снимает блузку. На сиреневой ткани белое пятно. Остается в одном лифчике. Я шасть – руку на упругую грудь. Она с жаром: « Я всё устрою в другой раз. А щас что делать? Он ревнивый. Заподозрит, что мы тут… прямо стоя» У меня с собой был чемоданчик с красками. Я говорю: «Ты одень что-нибудь, а кофту я отмою растворителем». Она надевает халат, идет открывать мужу дверь. Я забегаю в ванную, бросаю в таз блузку, лью на пятно ацетон из флакона. В пьяной эйфории и любовном угаре бухаю слишком много, почти все содержимое бутылки. О, боже! Долбанная шмотка натурально превращается в сиреневую бесформенную массу, какую-то кашеобразную субстанцию. От шока я еще больше ливанул ядовитой жидкости, выкатил всё до капли. Спрятал пустой пузырь в углу. И слышу. Лукошкин спрашивает: «Художник мой уже ушел?» Настя безмятежно говорит: «Нет, он в ванной руки моет». Я к черту выплеснул из таза вонючее желе в унитаз. Вышел в коридор. «Товарищ капитан, я могу идти?» «Да, иди». Лукошкин с чадящей сигаретой входит в санузел. Мы с Настей переглядываемся. Она мне показывает: выметайся. И тут раздается громкий взрыв! Дверь отлетает от ванной пулей! Из проема пыхает огонь и валит дым… Настя бросилась спасать кормильца. Лукошкин вывалился ей навстречу. Весь опаленный, обгоревший. Рожа в саже. Выпученные бельма на лбу! «Унитаз взорвался!!! Представляешь?..» Мы втроем принялись тушить пожар. Там белье висело на веревке, тоже немного сгорело. И я ушел.
На следующий день капитан появился в клубе в синяках, замазанных тональным кремом. Я приготовился к худшему. Думал, Настя меня сдала, и хорошей житухе настал пипец. Человек в страхе всегда рисует себе самую апокалипсическую картину. Версия, придуманная находчивой супругой, была совершенно неожиданной. «Во всем виноваты халтурщики-рабочие. Взял двух алкашей по дешевке. Они краску намешали для окон, вылили лишний ацетон в унитаз. А водой не смыли. Я зашел и по привычке кинул бычок. Унитаз взорвался. Разлетелся на куски». А про подарочную блузку Лукошкин напрочь забыл. Большая беда вытеснила из репы малую…
