«Надо же, это женщина. Наверное, какая-нибудь бродяжка или старая торговка с рынка, - подумал я и не стал ускорять шаг, чтобы обогнать ее. – Ну, ее нафиг! От нее наверняка пахнет мочой. Еще вдохну глубоко, когда буду ускоряться и обходить ее впритирку в плотной московской толпе! Я лучше сзади, не спеша, поплетусь, потом бухнусь на сиденье в вагоне метро и спокойно подремлю минут сорок…»
В вагоне метро я привычно и нагло устроился на месте, предназначенном для пожилых и инвалидов. Сейчас я закрою глаза, и черта с два меня какая-нибудь бабка заставит уступить ей место. Людей с закрытыми глазами обычно не трогают. Все думают, что они спят. А то развелось в Москве куча всяких старушенций вроде той, что в сиреневом платке чапала впереди. Понаехали! Ни в переходе ее обогнать, ни в вагоне посидеть спокойно! Хорошо, хоть мочой не надышался…
Перед тем, как закрыть глаза и провалиться в сладостную дремоту, буквально за секунду до этого, мой взгляд уперся в два огромных красивых женских глаза, принадлежащих телу на сиденье напротив. Глаза жили своей жизнью, в них находили свое отражение мечты, надежды, фантазии, и здоровая женская похоть. Эти глаза обрамлял нелепый сиреневый платок. Черт! Это она!
Я не мог спать. Я стал смотреть. Глаза напротив не пропускали ни одной крепкой мужской задницы в вагоне. С каждой новой входящей мужской задницей в обтягивающих джинсах, в этих глазах разгорался неукротимый огонь. Было видно, что женщина заводится, и что она это делает осознанно и специально. Что она себе позволяет?! Здесь приличные люди ездят, они на бабок не кидаются. Зачем она это делает?
Из грязного целлофанового пакета женщина напротив достала брендовую женскую сумочку. Из сумочки появился набор косметики. Вы когда-нибудь пробовали краситься в трясущемся вагоне метро на виду у толпы? Однако через пару-тройку перегонов в обрамлении сиреневого платка сияло лицо, словно нарисованное гениальным живописцем. Похоже, ей нет и сорока. А я то принял ее за обоссанную бездомную старуху. Что жизнь с людьми делает?! Чертов город…
Женщина встала с сиденья и вдруг скинула с ног промокшие балетки цвета собачьего говна и стала стягивать вниз бесформенные черные спортивные штаны. Вот скотина! Я сейчас задохнусь от ее запахов. И разглядывать жирные волосатые ляжки бездомной потаскухи, наштукатурившейся для своего хахаля-алкоголика, у меня нет никакого желания. Я закрыл глаза и прижал нос к воротнику своей куртки, стараясь не дышать глубоко.
По вагону пронесся какой-то болезненный вздох толпы. Ага, вдохнули запах мочи и любуются жирными ляжками безумной старой маргиналки. А я хитрый, я глаза закрыл и нос заткнул. Сейчас только плеер на телефоне включу, чтобы не слышать, и все будет хорошо.
Я на секунду открываю глаза. Мой айфон грохнулся на пол вагона. Передо мной стояла красавица лет 25 в полном боевом раскрасе женщины, отправляющейся на свидание. Вместо балеток танцевальные стрип-туфли, стройные загорелые ноги, туника, едва доходящая до середины бедра, брендовая сумочка… Красивые руки с французским маникюром складывают в целлофановый пакет говняные балетки, бесформенные штаны и складчатую куртку.
Дурак! Почему я сразу не поглядел на ее руки?! Я бы догадался! Она снимает с себя последнюю чужеродную деталь – нелепый сиреневый платок – и роскошные длинные черные волосы водопадом обрушиваются вниз. Элитная путана, вышедшая на охоту? Мы сталкиваемся взглядами. Нет, путаны так не смотрят. Это влюбленная женщина. Это взгляд дикой самки, вышедшей на бой за любимого самца, чтобы кончать и размножаться…
Чужая жизнь, чужая игра. Женщина-оборотень. Она вышла, оставив на сиденье в вагоне метро пакет со старой одеждой. А еще остался аромат загадки. Мочой точно не пахло.
