- Ну что же, хотя бы по вкусу желе удалось, - философски резюмировала старушка, рассматривая дело рук своих: сквозь разноцветные мармеладки просвечивало весеннее солнце, торт пахнул обворожительно, но две самые главные фигурки, которые должны были венчать композицию, грустно оплыли и покосились, поддерживаемые только воткнутыми рядом мармеладками.
- Надо что-то придумать, - решительно сказала она себе, и оглянулась вокруг.
* * *
- Да просто он мудак, - веско говорила Ангелина Михайловна, отхлебывая чай и аппетитно похрустывая баранкой. Девочки из бухгалтерии мелко-мелко закивали головами, и Верочка дополнительно приуныла.
- Семь лет, семь лет! – раздавался шёпот за её спиной, - и ведь так и не женился, негодяй!
Верочка почувствовала себя окончательно несчастной. Прошедшие семь лет представились ей чередой сплошных ожиданий. Ей даже вообразилась она сама в виде сестрицы Алёнушки с васнецовской картины, только грустящей почему-то в высокой башне. Ждала своего Иванушку, а тот из башни всё не вызволял. Допрыгнуть не мог, мерзавец. Картинка была до того жалостливой, что даже хриплый клёкот завхоза Петровича, который в остальное время раздражал своей отеческой любовью, не вывел из романтических грёз:
- Загулял народ, страха не знает, – клекотал Петрович, - психологи вон про чувства всё толкуют! В нонешние времена просто всё было: поцеловал – женись! И все тебе чувства. - Петрович проверил чайник и долил воды.
- Что ж ты его сама-то не послала? – бухгалтер по зарплате сосредоточенно рассматривала баранку, как будто обращалась к ней, - с такими неприспособленными детей рожать, это ж проще самой! А что, нынче матерям-одиночкам вон пособие надбавили, - тут она сделала баранке козью морду, вспомнив, что рассчитывать это пособие приходилось именно ей.
- Сняла решительно пиджак наброооошенный! – дружно затянули девочки, - А напиши ему письмо, Верунь, а? Пусть знает, как ты к нему теперь относишься!
И на подсунутом листебумаги Верочка начала выводить тщательным круглым почерком:
«Алёша, ты – мудак!»
* * *
- Не дрейфь, Лёха! Она просто тупая пизда, да и всё! – Димон постучал воблой об стол, - она тебя не стоит, ей только бабло от тебя нужно. Соберись, ты же мужик!
Алексей прислушался к себе. Непосредственно сейчас он не чувствовал себя таким уж крутым мужиком, а чувствовал себя запутавшимся и несчастным. Пиво распутаться не помогало.
- У меня с такими разговор короткий! – Вован оторвал волосатый кулак от кружки с пивом, и покрутил им в воздухе, - Хочешь по Египтам без меня мотаться? Свободна! Я себе профессионалку запросто куплю. Ещё и дешевле встанет. Их пятачок пучок на эти деньги выйдет.
Алексею представились профессионалки, роящиеся вокруг него за пятачок, и он совершенно затосковал. Вот на что он вынужден идти из-за этой несговорчивой дуры! Требует всё чего-то, добивается, а разве он может действовать из-под палки? Мужик должен быть мужиком, подумал он, и начал выводить на листе чёткими графичными буквами: «Вера, ты – тупая пизда!»
* * *
Солнце клонилось к закату, и в кухонное окно виднелись только освещенные розовым мармеладным светом деревья под окном. Песочные палочки как раз испеклись, и по всей кухне распространялся сумасшедший запах корицы. Блюдо с печеньем источало ароматы рядом с тортом из желе на подоконнике.
- А ведь это идея! – решила старушка, - Добавлю-ка я в торт желе на палочке, м?
* * *
«Алёша, ты – мудак!» - Верочка пришла домой, и ещё раз прочла свою записку. Прислушалась к себе. Отправлять такое письмо совсем не хотелось: картинка сестрицы Алёнушки в башне окончательно растаяла, зато вспомнились вечера с друзьями, когда так весело было хохотать вместе, кто ещё так впишется в компанию? И как он зимой трогательно написал на снегу «С добрым утром, любимая!». И как приносил горячий чай, когда она болела, и заботливо закутывал её в свой шарф.
- Может, и фиг с ним, что у него на квартиру не хватает, - подумала Верочка, прислушиваясь к своим чувствам, - как-нибудь перебились бы, я вон на вторую работу пошла. Пусть бы он пришёл и обнял меня, и мы бы молчали долго-долго. Если ничего не говорить – становится слышнее самое главное.
* * *
«Вера, ты – тупая пизда!» - прочел Алексей ещё раз, и поднес к бумаге зажигалку. Вчерашнее пиво с друзьями увенчалось непонятно откуда взявшимися девочками, теми самыми, за пятачок пучок, и при воспоминании об этом до сих пор передергивало. Алексей прислушался к своим чувствам: девочек за пятачок пучок больше не хотелось, а хотелось Веру. Вспомнилось, как она иногда склонялась на плечо – и сердце сладко замирало, и казалось, что даже время остановилось. Как ждал её – и когда она приходила в своих ярких платьях, словно жар-птица, - даже в дождливый день становилось светлее на душе, и как будто появлялось солнце.
- Да бог с ней, пускай ездит одна в свой Египет! – подумалось Алексею, - лишь бы всё-таки возвращалась ко мне. Какого чёрта я ей не сказал про квартиру? Кому я что хотел доказать? Пусть бы она летала где хочет, просто я хочу знать, что я смогу её обнять. Надо свить для неё гнездышко, чтобы ей было куда прилетать.
* * *
Всё лицо старушки покрылось сеточкой морщин, так она улыбалась: наконец торт казался ей полностью удачным. Получив свои внутренние стержни, фигурки как будто ожили. Торт был украшен цветами и бабочками, травой и кустами, а в центре высились фигурки двух голубков, которые, наконец, уже не падали и не клонились за поддержкой остальных мармеладин на торте. Они касались друг друга крыльями и смотрели в одну сторону, а за ними из всё тех же песочных веточек с корицей было собрано настоящее гнездо, в котором разевали свои ротики жёлтые мармеладные птенцы. Совсем как живые.
