Зашиверск
В последнюю зиму девятнадцатого столетия в Гижиге от вспышки кори из шестисот жителей умерло 160 человек. Достаточно подробно ужасы той зимы описал Антон Сильницкий в своих записках. Особо впечатлительным людям лучше не читать.
В эту зиму, с конца декабря 1899 года и по апрель 1900 года, Гижигинский край посетила эпидемия кори. Эта эпидемия, завезённая из Камчатки торгующим Федором Косыгиным, не страшная в городах, где есть и врачи, и аптеки, и возможность соблюдать различныя предписания врачей относительно диеты и гигиены вообще, приняла в далекой Гижиге угрожающие размеры, и картина бедствия населения от кори, в общем, такова.
Гижигинские школьники перед церковью
Зима 1899—1900 года была в Гижиге лютая, холодная. Пурга свистела неделями. Снегу была такая масса, что всю Гижигу, можно сказать, засыпало снегом, из-под котораго торчали лишь крыши домов, а перед дверями, занесёнными сугробами, вырывались в снегу тоннели, которые служили для входа и выхода людей. Болезнь началась 27-го декабря 1899 года, причём первым заболел зауряд-сотник Егор Падерин, который 2-го января 1900 года вследствие осложнений кори отдал Богу душу. Ко дню смерти Падерина, то есть ко 2-му января, из шестисот жителей Гижиги уже заболело до ста человек, а в середине января болезнь приняла такие размеры, что из всех жителей Гижиги здоровых было только восемнадцать человек, а остальные все поголовно заболели. Болели целыя семьи, так что дома оставались неотапливаемыми, ибо некому было сходить за дровами и истопить каминок. Смертность приняла такие размеры, что 12-го января 1900 года в один день умерло четырнадцать человек, а затем не проходило того дня, чтобы не было в Гижиге четырех-восьми смертей. О похоронах покойников не могло быть и речи, ибо некому было копать могил, и трупы умерших сносились отдельные дома, где и складывались в кучу, причем к 9-му марта, когда болезнь приутихла, в трёх домах, обитатели которых вымерли поголовно, было сложено 157 трупов. Из этих 157 покойников не все, однако, умерли от кори, а многие, особенно дети, замерзли живыми. Так, например, в семье гижигинскаго казака Беломойнова 10-го января умер глава семьи, сам Беломойнов. Вечером того же дня его жена стала мучиться родами, и ей Бог дал сына, но только появился на свет новыйгижигинец, как его мать, ослабленная родами, заболела корью, нашедшей для себя настолько благоприятную почву, что 11-го января к вечеру родильница умерла, а новорождённый так и не дождался следующаго дня: он замёрз в ночь с 10-го на 11-е января. Племянник Беломойнова, также больной, 11-го января в полдень, пытался затопить каминок, но он с лучинкой в руках так и свалился у каминка, не успевши его затопить. И вот картина, когда здоровые заглянули в дом Беломойнова: племянник с лучинкой в руках лежит мёртвым при входе у каминка, немного дальше лежит мёртвый глава семейства, казак Беломойнов, а на кровати лежит мёртвая его жена, а с нею рядом, кое-как завёрнутый в кухлянку лежит новорождённый. Но не вся семья вымерла: на другой кровати маялся без сознания мальчик одиннадцати лет. Его голова горит, а ноги отмерзли (впоследствии этот мальчик всё-таки умер, причём причину его смерти гижигинцы объясняют тем, что отмороженныя ноги, не будучи во время ампутированы, повлекли за собою дальнейшия повреждения организма, окончившияся смертью мальчика).
Такая картина, как описанная, имела место во многих семьях, ибо теперь в Гижиге семь домов, обитатели которых вымерли поголовно, а про Беломойнова я разсказал не в виде исключения, а для иллюстрации картины бедствия, постигшаго Гижигу в зиму 1899—1900 годов. Вот при таких-то тяжёлых условиях самоотверженно послужили бедствующему населению два лица: помощник начальника Гижигинской округи Анкудинов (бывший начальник округи статский советник Пржевалинский также заболел корью. Он, положим, оправился от этой болезни, но летом 1900 года все-таки умер, причём причина его смерти, как мы слышали, имеет большую связь с корью), бывший помощником Н. Л. Гондатти в Анадырском крае, и г. Янковский, сын нашего коннозаводчика. Эти два лица, будучи в числе восемнадцати, которых пощадила эпидемия, поработали с конца декабря 1899 года по апрель 1900 года так, как могут работать люди возлюбившее ближняго больше самого себя и готовые отдать ему душу не на словах, а на деле. Они разделили Гижигу на участки и привлекли всех здоровых к уходу за больными, а уход был нужен вот какой. Корь, постигшая Гижигинский край, осложнялась чрезвычайным разстройством желудка, и вот здоровый, подавая помощь больной семье, прежде всего, должен был вынести в покойницкую трупы, затем обмыть больных от экскрементов, затем принести дров, затопить каминок, сварить какую-нибудь еду, а затем уже ухаживать собственно за больным: ставить ему клизмы, компрессы, давать лекарства и прочее. А как много было больных, как много приходилось выносить трупов, обмывать прикованнаго к смертному одру больного необычайным поносом, как вообще трудно приходилось здоровым и, главным образом, Анкудинову и Янковскому, про то говорят цифры, которыя мы вновь повторим: населения шестьсот душ, из них здоровых в самый разгар болезни восемнадцать человек. Число смертей, главным образом за январь — сто шестьдесят человек. Помощи извне ждать было нечего, и гижигинцы обратились к взаимопомощи. Между состоятельными жителями была устроена подписка, которая дала 1 300 руб., причём купец Брагин, лёжа на смертном одре, нацарапал на подписном листе: «Зертвую тысячу рублей», а другие — кто сто, кто десять (меньшей суммы нет). Могли подписать что-либо всего девять человек, и они подписали щедро. Собранные 1 300 руб. пошли на дело призрения сирот, которых эпидемия лишила родителей и вообще тех, которые кормили их.
Эпидемия стала ослабевать с середины февраля, а в марте уже стали выпадать по два дня подряд, обходившиеся без случаев смерти, а к концу марта многие повыздоровели, и общими силами были выкопаны две братских могилы, в которыя и были перенесены сто пятьдесят семь (первые три покойника, умершие в декабре, тогда же и похоронены) покойников, и похоронены, конечно, без гробов. В наружном виде Гижиге остались следы описаннаго бедствия: навесы из-под рыбных вешал остались без крыш, ибо таковыя употреблены на топку каминков, да семь домов стоят заколоченными: их обитатели умерли все до единаго и покоятся в общей братской могиле… Много осталось сирот, много таких, у которых в нетопленной несколько дней подряд хате при температуре до минус сорока восьми градусов по Реомюру отмерзли ноги, руки, нос… Следы эпидемии, словом, были заметны и в мою бытность в Гижиге спустя полтора года. Много лет пройдет, когда гижигинцы станут забывать постигшее их бедствие, но, полагаем, не забудут они Анкудинова, Янковскаго и других гижигинцев, которые в дни бедствия поработали, как истинные христиане.
Свирепствовала корь и среди гижигинских, анадырских и, чacтию, охотских инородцев, много их умерло, но сколько именно и как, вообще, протекала эпидемия в инородческих стойбищах — про то знает один лишь Всеведущий Бог.
