Ходорковского и Лебедева я уважаю

четверг, 25 октября 2012 г.

Единолично отсидев за всю олигархическую малину 90-х, они уже давно искупили любые свои грехи. При этом – так и не сломались.


Девять лет назад я еще не был политиком и мало интересовался политическими новостями. Однако бизнесом уже занимался, поэтому всю историю с арестом Михаила Ходорковского помню прекрасно.


Ведь для бизнеса во время первого «дела Юкоса» прозвучал четкий и однозначный сигнал: в стране устанавливаются новые правила игры. Платите налоги. Не лезьте в политику. Не заключайте сомнительных с точки зрения национальных интересов сделок. Не поддерживайте оппозицию. И обогащайтесь. Обогащаться – можно.


При этом все понимали, что Ходорковского просто сделали крайним за все 90-е. Что ему не простили отказ «лечь» под Кремль. Что приговор ему выносил не суд, а власть. Что на его месте мог бы быть любой. Что сажают его совсем не за то, в чем он был реально виноват, так как настоящих злоупотреблений с его стороны (которые, уверен, были) просто не смогли доказать. Что во время процесса следователи откровенно халявили: все было сделано тяп-ляп, приговор вынесен заранее, правосудием там и не пахло.


Не знаю, просчитывали ли в Кремле положительные эффекты от такого шага или просто устраняли неугодного, однако положительные эффекты, безусловно, были. Бизнес умерил амбиции и забыл о своей дарвинистской, подчас людоедской риторике. Налоги стали платиться аккуратнее. Большинство компаний перешли на «белые» зарплаты. И т.д..


Негативный же эффект был только один. Зато очень важный. Этим процессом по авторитету судебной системы был нанесен крайне серьезный удар. Даже не самим процессом, а его последствиями.


Оказалось, что подменять работу суда и следствия политической целесообразностью – можно. Искус оказался слишком велик, и этим приемом стали пользоваться все чаще и чаще. Если можно на федеральном, почему нельзя на региональном, на местном уровне? В конце концов, суд подмяли целиком. Теперь суд вообще не может выносить решения, исходя просто из улик и доказательств. Судье обязательно нужно указание сверху, просто так он на себя ответственности в «знаковых делах» не возьмет.


khodorkovsky1Все это в полной мере отразилось на втором процессе. На свою беду Ходорковский оказался крепким орешком, и было принято решение мурыжить его до конца. До какого конца – не хочется и думать. Это был уже совсем другой сигнал, другие правила. Мы – абсолютные хозяева и делаем, что хотим. Обвинение может быть сколь угодно фантастическим, а дело сколь угодно липовым (следствие и прокуратура к этому моменту расслабились окончательно), но решение за нами. Никто не выйдет на свободу прежде, чем отречется от себя, прогнется и начнет унизительно просить царской милости. (В очередной раз эту логику мы слышали совсем недавно — в деле «Pussy Riot»).


Никаких положительных эффектов от этого процесса не было и быть не могло. Он показал лишь то, что система устоялась, обнаглела и не собирается считаться ни с законами, ни с чьими-либо интересами, кроме своих собственных.


Важно еще и то, что все положительные эффекты от первого процесса себя к настоящему дню изжили. Во время кризиса зарплаты ушли в тень и не собираются возвращаться обратно. Капиталы уходят за рубеж – что-то в оффшоры, что-то в недвижимость. Бизнес спасает своё, готовясь «свалить» при любой опасности. Национальные интересы забыты, Россия окончательно превратилась из Родины в дойную корову. Абсолютно подконтрольный властям суд (причем подконтрольный по вертикали, в областях у судей свои хозяева) — одна из причин для этого. Справедливость теперь найти можно только в судах западнее Калининграда, о законности речи вообще не идет. Что бизнес, что политика превратились в рулетку: не повезет – сядешь.


Итого: ничего хорошего, как показала история, дело Ходорковского стране не принесло, а издержки от него катастрофически велики.


А Ходорковского и Лебедева стоит уважать хотя бы за то, что они, единолично отсидев за всю олигархическую малину 90-х, тем самым искупили свои грехи, какими бы они ни были. А главное – так и не сломались. И приближенные к ним люди не сломались. Села Бахмина, разлученная с детьми. Сел Алексанян, доведя себя тем самым до смерти. Но своих юкосовцы не сдавали (а торг за это шел, я уверен). Теперь, когда смотришь на Удальцова, проговорившегося про «знакомых Лебедева», и на Развозжаева, написавшего на своих десять листов показаний под «психологическим давлением», понимаешь, насколько это важно.