Как и зачем восстанавливают истории семей.
В закладки
Анастасия Клёпова работает в Международном генеалогическом центре — самой крупной в России компании по восстановлению истории семьи. Путешествуя по России и другим странам, она ищет родственников людей, исследует кладбища и роется в архивах. Итогом её работы становится древо или книга с полной историей семьи.
По словам Анастасии, после советского период россияне начали заново погружаться в свою историю, и сейчас генеалогические исследования становятся всё более популярными. TJ поговорил с ней о том, как работают генеалоги, чем российские архивы отличаются от зарубежных и зачем люди ищут своих предков.
«Отличие журналистики в генеалогии в том, что эту информацию увидит только одна семья»
Я всегда занималась путешествиями и русским культурным наследием в разных ипостасях: работала журналистом в National Geographic, GEO, в журнале «Эксперт», на «Моей планете». Помогла издать несколько книг и сотрудничала с виртуальным музеем резных наличников, делала туристические продукты для разных компаний. Ещё я работала в Ростуризме и в нескольких туроператорах. В общем, много чем занималась и всегда считала русское культурное наследие недооценённым.
В вакансии в Международный генеалогический центр говорилось, что работа будет связана с командировками и общением с людьми — это и есть настоящая журналистика, как я её понимаю. Но в журналистике при этом нет нормальных гонораров. Так что у меня была идея найти классную работу, которую я могла бы совмещать с написанием текстов. Серьёзно отличие журналистики в генеалогии от обычной в том, что ты работаешь не для массовой аудитории, а для одной семьи. Это строго конфиденциальная информация, которую больше никто не увидит.
От меня требовалась коммуникабельность, умение работать в стрессовой ситуации, внимательность, навыки интервью, опыт работы в редакциях и, естественно, то, что объединяет все вакансии генеалогического центра — любовь к истории собственной семьи. Огромный плюс — если вы уже проводили собственные изыскания и понимаете механику этого процесса. Я уже интервьюировала родственников, изучала прошлое семьи — меня завораживает старина и поиск предков. Это, плюс опыт в журналистике и книгоиздательстве, помогло мне получить работу там, куда я отправляла резюме пять лет.
«Мы буквально прочёсываем кладбища»
Генеалогический центр — это, условно говоря, целый завод, который производит разные продукты: фильмы об истории семьи, книги и просто отчёты, генеалогические древа и гербы. Так что задач очень много, у нас есть и дизайнеры, и бильд-редакторы, и контент-менеджеры. Я — журналист-интервьюер. И именно с журналистов всё в основном и начинается. Заказчик даёт номера родственников, и мы их опрашиваем. Узнаём имена, даты, места рождения и смерти, собираем контакты других родственников. Запись может длиться 10-15 часов.
Люди часто знают историю за 100-150 лет до себя, но дальше семейная память заглянуть не в силах. В какой-то момент мы упираемся в вопросительный знак и понимаем, где белые пятна, в какую сторону теперь копать.
Дальше мы можем проводить поиск по архивам, базам данных, в открытых источниках. Смотрим по воевавшим и эмигрировавшим предкам. Может случиться так, что по какому-то проекту требуется экспедиция. С помощью экспедиции можно преодолеть «затык» в исследовании. Например, не получается на расстоянии ни подтвердить, ни опровергнуть факт, или невозможно удалённо получить доступ к архиву.
Мы ездим в места, где жили или работали предки заказчика, общаемся со старожилами, ищем могилы и посещаем краеведческие музеи. Часто места захоронений утеряны, и мы буквально прочёсываем кладбища. В экспедициях собирается фактура, которая особенно важна при написании книг, и фотографии.
«У нас всё очень медленно оцифровывается. Документы быстрее сгниют»
Я работала в архивах Италии, Германии и Дании, и там совершенно другой уровень: доступ предоставляют моментально, не спрашивая: «Почему вдруг вам это понадобилось?» Там очень лёгкий поиск и по оцифрованной, и по неоцифрованной базе. В США тоже удивительно круто устроены архивы. У нас, к сожалению, приходится подавать кучу запросов и ждать ответа неделями. Всё очень медленно оцифровывается. Если процесс не ускорится, на это уйдут сотни лет. Документы быстрее сгниют, испортятся и станут неприемлемыми к выдаче. Нужна какая-то государственная программа по тотальной оцифровке, но пока такого масштабного проекта в нашей стране нет.
Есть такой сериал — «Адаптация». В нём американский шпион приезжает в Россию и устраивается в «Газпром», чтобы найти какую-то тайную технологию. Он попадает в архив и рапортует начальству в США, что данные надёжно защищены от копирования, потому что там просто лежат гигантские архивные книги, и нет никакой цифровой базы. Примерно такая ситуация и у нас.
«Преемственность поколений оказалась утрачена в советское время»
Наш сегмент рынка — это в основном богатые люди, в том числе из списка Forbes. Потому что у нас очень дорогие комплексные исследования. Но вообще в России рынок генеалогических исследований очень динамично растёт и развивается в разных сегментах. Об этом свидетельствует популярность акции «Бессмертный полк».
Чтобы поучаствовать в «Бессмертном полку», нужно провести микроисследование истории своей семьи. Человек должен обратиться к ОБД «Мемориал», к родственникам, установить, какие у его предка были награды, его дату смерти и боевой путь — всё то, что помещают на доску для шествия. А потом люди уже задаются вопросом: «А этого мне достаточно? Что ещё про этого человека известно? Чем он занимался до войны?» И так вовлекаются в орбиту поиска.
У нас наряду с МГЦ есть и социальные проекты. Например, «Семейная история» — это некоммерческий фонд, популяризирующий генеалогию как увлечение и как нечто важное для всех россиян и наших потомков. Благодаря нашему сервису «Фэмири» можно отправлять запросы и получать информацию из двух тысяч российских архивов. Интерес у общества есть, и не только у людей с феноменальными деньгами.
Раньше было не принято знать о своих предках, это было даже опасно в советское время. Преемственность поколений оказалась утрачена, и сейчас люди постепенно осознают ценность таких знаний, каких-то семейных реликвий.
Начинать собственное генеалогическое исследование стоит с опроса своей семьи. Всех, кто ещё жив и доступен. Архивный поиск всё равно невозможно провести без базового понимания, что и где искать. Кроме того, помимо сухих сведений, вы также почерпнёте информацию о характерах этих людей, восстановите их психологические портреты. Опрашивать нужно по определённой системе. Для этого в интернете есть специальные анкеты.
«Это помогает понять — войны и репрессии были не где-то там, а с твоими дедами»
Мотивы изучать родословную могут быть разные. Бывают материальные — возможность эмигрировать и получить гражданство Израиля, если обнаружатся еврейские корни, или подтвердить принадлежность к дворянскому роду. Многие люди считают, что они повторяют судьбы своих предков, им хочется разобраться в этом. Кто-то чувствует поддержку, понимая, что не подвешен во временном пространстве, а «прикреплён» к кому-то другому: даже если ты одинок, ты не одинок — как часть целого, а не крупица в вакууме.
Так или иначе, объективная оценка жизни предков помогает двигаться дальше. И понимать исторические процессы гораздо проще через личную историю. Перестройка, мировые войны, репрессии были не где-то там, а лично с твоими дедами и прадедами.
Не так давно мы обнаружили связь предков одного клиента с семейством бывшего президента США [Дуайта] Эйзенхауэра. Это было совершенно неожиданно. Бывали ситуации, когда буквально по пуговицам военного мундира на старинной фотографии выяснялось, в каком полку воевал предок в Первую мировую войну. А это позволяло установить имя.
Бывает, конечно, что поиск приводит к предкам-чекистам и прочим неприятным фактам биографии. В таком случае клиенты реагируют по-разному. Кто-то пытается сгладить эту информацию, просит упомянуть вскользь, кто-то, наоборот, говорит, что готов воспринимать семейную историю во всей её полноте. Равнодушным это никого не оставляет. Первой реакцией практически не бывает: «Ну, это же мой предок, я за него никакой ответственности не несу». Остаётся осадок.
«Ключи от тайных мест»
Я на некоторое время уходила из МГЦ, открыла свой бизнес, но потом вернулась, потому что это потрясающе интересная сфера и я не могу ограничиваться одним проектом. С работой в центре я совмещаю «Глухомань GO». Благодаря работе журналистом я накопила очень много знакомств с творческими людьми в разных регионах. У меня была идея возить к ним путешественников. Это уникальная история, потому что нет такого туризма, который возит к людям, он возит в основном по местам, по достопримечательностям.
Три года назад моя подруга Алёна Даминова предложила: «Давай всё-таки займёмся, попробуем, у нас всё получится». И мы стали партнёрами по бизнесу. Я делала маршруты, она считала сметы и занималась маркетингом. В итоге у нас, можно сказать, получилось. Это такой крафтовый проект, который не масштабируется, его невозможно продать, потому что слишком многое зависит от личных компетенций. Каждое путешествие как перфоманс. Мы ездим к батюшкам-астрофизикам, художникам, меценатам, реставраторам. И невозможно предугадать, как сложится путешествие.
Мой самый любимый регион — Дагестан. Там 26 языков четырёх разных языковых групп. Потрясающая палитра разных культур, толерантность к другим народам, удивительные виды, горы, каньоны, артефакты старины и, конечно, еда и гостеприимство. Это поразительный регион, который стоит успеть увидеть, потому что многие уникальные места там, конечно, в разрушающемся состоянии. Туризм в Дагестане развивается очень быстро и скоро станет потоковой историей. А пока аутентичность сохраняется.
Ещё мне очень нравится Липецкая область, например, Елец — удивительный пряничный городок с потрясающей архитектурой, воспетый Буниным. Там есть, например, храм, построенный архитектором-автором Храма Христа Спасителя. Только вот этот храм подлинный, а не заново построенный. Много всего интересного есть в Ивановской области, и не только в распиаренном Плёсе: деревянное зодчество, народные промыслы, музейчики и художники.
Наш проект называется «Глухоманью» не из-за удалённости от Москвы, а потому что у нас есть ключи от тайных мест, которые находятся где-то в России. Нам хотелось подчеркнуть, что Россия — это не только Москва, Питер, Казань, Байкал и Камчатка.
Узнавая, что я делаю туры по необычным местам России, все говорят: «О, вы ездите на Байкал и на Камчатку?» У людей нет понимания, чем богата наша страна. Хотелось бы это исправить.