Сколько людей прошли через ГУЛАГ, почему никто не признал за это вину и какими документами подкреплены факты из фильма Дудя.
В закладки
18 февраля гостем TJ стал директор Музея истории ГУЛАГа Роман Романов. В течение часа он отвечал на вопросы в видеотрансляции. В этой подборке — несколько особенно любопытных ответов Александра на вопросы наших пользователей. Для удобства мы сократили и объединили некоторые из них. Полную запись смотрите на YouTube.
Сколько людей прошли через репрессии
Мои коллеги-исследователи, которые занимаются этой темой не первый десяток лет, приходят к тому, что через лагеря, тюрьмы и колонии прошли 20 миллионов человек. Эта цифра включает в себя осуждённых и по политическим, и по бытовым, и уголовным статьям. Конкретно по политическим статьям осудили от четырёх с половиной до пяти с половиной миллионов человек.
Более миллиона людей расстреляли, два миллиона не вернулись из лагерей: умерли там от голода или изнурительной работы. Ещё были депортированные, спецпереселенцы. Когда мы говорим про эти миллионы, они не укладываются в голове — люди постоянно пытаются оспорить эту цифру. Не было никакой сводной статистики. Исследователи годами работали в архивах и собирали её.
Сейчас рабочая группа, в которую в том числе входят общество «Мемориал» и Российский государственный архив социально-политической истории, планирует пересмотреть эти цифры, но, кажется, не придёт к какому-то большому увеличению или уменьшению.
Спор про цифры важен, и он должен быть в академической среде.
Сведения о 20 миллионах граждан, прошедших через ГУЛАГ, были опубликованы в 2001 году. Но, мне кажется, не хватает публичного обсуждения и представления этих цифр. Выходом из этой ситуации должна быть какая-то серия публичных лекций, обсуждений, круглых столов, где ведущие исследователи, которые этим занимаются, наглядно, как первокласснику, показали и объяснили всё, и чтобы это было зафиксировано.
Но помимо цифр предельно важно знать, что это были за люди. Должны быть предъявлены их личные истории. Мы видим документы, хронику, исторические фильмы, музейные экспозиции. Но когда ты начинаешь открывать семейную историю, в которой появляются свидетельства репрессий, общаться с их свидетелями, это совсем другой уровень прикосновения и понимания.
Почему в фильме Дудя Романов не подкрепил все свои слова доказательствами
В апреле 2019 года Юрий Дудь выпустил фильм «Колыма — родина нашего страха». Одним из тех, кто дал журналисту интервью, был Роман Романов. Некоторые зрители обвинили его в том, что рассказанные им истории ничем не доказаны. В частности, история про девушку, которую репрессировали за то, что она, продавая мороженое, бесплатно угостила им своих друзей.
Формат фильма Юрия Дудя, по-моему, не предполагал предъявления документов. История с девочкой-мороженщицей действительно самая болезненная, потому что нам пока не удалось получить документы из ГАНИ — это Российский государственный архив современной истории. Я надеюсь, что общее открытие архивов поможет нам в этой и в других историях.
Нам постоянно поступают запросы предъявить документы. На самом деле в нашем музее огромное количество документов, которые представлены в экспозиции. Есть специальный раздел, который им посвящён. Это документы, полученные, в частности, из ФСБ, МВД, ГАРФ, РГАСПИ. Всё, что мы рассказываем, подтверждает наши тезисы и высказывания.
Мы понимаем, что есть такой запрос. И миллионы подтверждений, опубликованные в 1990-е и 2000-е, «живут» в книгах, на полках в библиотеках, но никто их не берёт и не читает. Мы поняли, что нужно опубликовать эти документы, чтобы для их изучения не нужно было приходить в музей, идти в специальный зал, записываться и регистрироваться. Надо было упростить этот путь. Для этого мы издали книгу «Первое слово правды» (Её презентация прошла 25 февраля — прим. TJ). Это не перепечатка, а факсимильные копии документов.
В книге мы полностью напечатали доклад комиссии ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий. Тот самый первый доклад, в котором после смерти Сталина проанализировали репрессивные шаги и механизм.
О процессе реабилитации
Процесс реабилитации был запущен после смерти Сталина. Советская система сама признала более трёх миллионов незаконно репрессированных по политическим мотивам. Пошли разные процессы освобождения и социализации. Люди выходили из лагерей и расписывались в неразглашении того, что с ними там происходило. Случалось разное — человека могли освободить, но не реабилитировать.
На самом деле то, с чем люди столкнулись после 20 съезда КПСС и начала процесса реабилитации, требует дополнительного исследования. Из очевидцев тех событий остались в живых единицы. И они рассказывают, что окружающие всё равно не верили в их невиновность. Цитируя одного из героев наших интервью, его родственники говорили: «Ты должен радоваться, что тебя отпустили».
Как начался Большой террор
Репрессии были неравномерной историей, в разные периоды она проявлялась по-разному. Большой Террор — это серия спецопераций, которая внезапно началась в 1932 году и так же внезапно закончилась. Но сейчас открылись новые документы, которые указывают на то, что всё это было планомерной операцией, и руководил ей лично Сталин.
Многие исследователи говорят, что террор начался с приказа №00447. В нём приводятся лимиты на расстрел и на заключение в лагерях по регионам. Это буквально сводная таблица — в каком регионе сколько людей расстрелять и посадить. Последняя строчка в ней — расстрелы в лагерях. Документ устанавливал, например, расстрелять десять тысяч заключённых Главного управления лагерей, дальше этот лимит выполняли или запрашивали его повышение. Все эти документы опубликованы и представлены в экспозиции нашего музея.
Почему Германия раскаялась за Вторую мировую, а Россия за ГУЛАГ — нет
Германию часто сравнивают с СССР, но их раскаяние — совсем другая история. Германия была агрессором, который нападал и уничтожал других, а потом проиграл в войне. И раскаяние, к которому её вынудили, было раскаянием с пистолетом у виска. У них просто не было выбора — Германия была проигравшей стороной, которую заставили посмотреть на то, что она сделала. Исследователи говорят, что раскаяние пришло через несколько поколений, а сначала была принуждение к нему.
То, что сегодня в Германии сохранили в качестве свидетельств концентрационные лагеря — это не просто результат раскаяния. Это результат борьбы людей, которые хотели, чтобы эти свидетельства сохранились. За это были настоящие бои. Мне кажется, не стоит проводить здесь параллель, надо просто иметь немецкий опыт в виду.
У нас, как всегда, особый путь. В 1990-е открылись архивы, появилось огромное количество публикаций, но это совсем маленький шажок. Мы до сих пор сталкиваемся с разнообразными реакциями и встречаем людей, которые отрицают репрессии или говорят, что они были необходимы. Конечно, хотелось бы, чтобы уже в 1990-е у нас были открытые архивы, музеи, чтобы всё это было осмыслено. Но таков наш долгий исторический путь. Мне кажется, всё идёт правильно. Это глубинная и мощная травма, которая была очень близко с каждой семьёй, а какие-то семьи уничтожила навсегда.
Про памятник жертвам политических репрессий говорили и на 20 съезде КПСС, и в 1980-е, и в 1990-е. И он появился только сейчас — в 2017 году — на пересечении проспекта Сахарова и Садового Кольца. Таких моментов много, и, кажется, мы ещё не ко всему готовы. Открытие архивов, создание музейно-мемориальной инфраструктуры, какой-то спокойный диалог на эту тему — это дело сегодняшнего и завтрашнего дня.
О реакциях на Музей истории ГУЛАГа в России
У людей, которые приходят к нам в музей, бывают совсем разные реакции и отношение к нашей теме. Очень интересно анализировать книгу отзывов. Не так давно появился такой отзыв: «Ну, был ГУЛАГ, ну и что теперь, музей что ли делать?» Анализ такого помогает нам формировать какие-то программы, адресованные публике, выставки.
Пару лет назад на забор нашего музея повесили манекен с приклеенной фотографией Александра Исаевича Солженицына. Организаторы этой акции назвали её очень удачной — этим даже заинтересовались правоохранительные органы. Но потом они стали говорить, что не имеют к этому отношения. Чем закончилась история, я не знаю, но она была яркой. А так, попытки навредить музею — это какие-то единичные случаи. Экспонаты из-за них никогда не страдали.
Наш музей государственный, так что власти нас не «щемят». Среди чиновников, как и среди людей на улице и наших посетителей, есть те, кто как-то оправдывает репрессии, но это естественный процесс. На нас нет никакого давления.