Being happy doesn't mean that everything is perfect. It means that you've decided to look beyond the imperfections.
Мы удручающе плохо умеем две вещи.
Мы — это высококвалифицированные люди с высшим образованием: если не юридически, то по сумме знаний и навыков. Материально обеспеченные люди, в чьих руках и головах сосредоточена власть над судьбой человечества. Люди, создающие будущее лицо этого мира. Меня беспокоит это лицо, его пресыщенное выражение. Сегодня — особенно беспокоит.
Обычно, чтобы основательно высказаться о чём-либо, мне не хватает эмоционального заряда. Недостаёт зла на существующее положение вещей, чтобы вложить труд в большой текст, либо уверенности, что этот текст не окажется бледным повтором слов кого-нибудь из великих, могущих сказать то же самое гораздо лучше меня.
Но сегодня я вижу, что даже мои несовершенные слова могут сослужить добрую службу, и потому пишу их, хоть они и неловко высокопарны. Мне важно поделиться не только смыслом, но и эмоцией.
Мы прескверно умеем отставлять в сторону наши знания, наш интеллект, наши представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Мы не расстаёмся со всем этим тяжеленным багажом даже тогда, когда для освобождения от него созданы все условия, и лучезарная стюардесса предлагает нам откинуться на спинку кресла и наслаждаться полётом. Мы не в состоянии наслаждаться: что-то мешает.
Впрочем, мешает не нам одним. Людям простым, нам не чета, всего лишь не нравится... скажем, вид из окна. Однако мы с вами ещё и чётко знаем, почему именно вид из окна нам не нравятся. Мы знаем об окнах и видах больше, чем их создатели, не сами — так с помощью Википедии и всея Интернета. Ведь мы умны, и это не пустые слова: это доказано нашим положением в обществе.
Изъясняясь прямее, мы — пленники нашей критичности. Она — один из источников нашего успеха, нашего интеллектуального и материального превосходства перед слабыми мира сего. Не будь этой способности всё подвергать сомнению, отбрасывать «лишнее», умерщвлять и препарировать завершённые формы — не было бы движения вперёд.
Но эта же самая критичность — наше бремя, с которым нам нужно учиться управляться. Как и любой дар, над которым хозяин не имеет должного контроля, критичность порой играет с нами злые шутки.
Мы — искушённые потребители. И хотя равные нам в этом качестве встречались ещё в древнем Риме, да и прежде него, сегодня нас, эпикурейцев, не просто много. Нас — орда. Однако эпикурейство наше — не всегда высокого рода.
Мы привыкли относиться к тем, кто удовлетворяет наше желание потреблять, как к обслуге. В конце концов, мы платим им за наши удовольствия, так что наша часть сделки по развлечению нас уже выполнена, дальнейшее — целиком их дело. Пусть делают его на совесть и скажут спасибо, что мы не смотрим на них, как саранча — на взошедшие посевы.
За дверью, где ждала одна сказка, сегодня выстраиваются в очереди сотни повествований.
Обслуга у нас сегодня самая искусная и многочисленная, какую когда-либо видывала старушка Земля. Не стану говорить о пище телесной, затрону только пищу духовную. Число доступных для просмотра, прослушивания, прочтения и прочего чувствования произведений не поддаётся исчислению. Барьеры границ и расстояний всё слабее. В глобальном мире за наше внимание все творцы соревнуются со всеми: китайцы — с немцами, кинематографисты - с писателями, мёртвые - с живыми. Свободных часов в наших свободных от изнуряющего труда жизнях так мало... хочется заполнить их наилучшим образом.
Мы становимся разборчивей не по дням, а по часам. То, что ещё недавно было новаторским, сегодня — серо на общем фоне. Что обрадовало вчера — сегодня забыто, занесено ворохом новых произведений.
А когда-то у человека не было выбора, какого аккордеониста ему слушать. На селе был один Петрович, и пусть ему медведь на ухо наступил, а аккордеон уже десяток свадеб как драный, у кого ещё заказывать музыку? Девкам бы потанцевать да женихам потенциальным улыбнуться украдкой — тут и Петровича хватит, и спасибо ему за плясовую.
Хотя чего я, зачем эти сказки. И тогда Петровича матом крыли да недобрым словом поминали за пьяные выходки, милуясь с покорённым той самой улыбкой любимым. Просто сегодня на месте Петровича — например, Альфонсо Куарон. Или Гильермо Дель Торо. Кто какого автора хочет, пусть такого и подставляет.
Мы ходили пешком, теперь — летаем на самолётах. Охотились с копьями — теперь покупаем хлеб насущный в супермаркетах. Смотрели «Прибытие поезда» - теперь смотрим «Гравитацию».
Но главное - мы были, есть и будем, в обозримом будущем, весьма недовольны текущим положением дел. И мы хотели, хотим и будем хотеть большего.
Два этих принципа восхищают меня, когда я вижу, как люди используют их сознательно, подконтрольно и конструктивно, особенно - применительно к собственному творчеству. Но эти же два принципа выводят меня из себя, когда обращены вовне, в частности — к потребляемым художественным произведениям. К чужой работе, на которую мы, потребители, прямого влияния оказать не можем или не хотим.
О зрители кинотеатров, простившиеся с фильмом ещё до окончания сеанса, но не покинувшие кинозал. О все вы, утратившие эмоциональную связь с героями из-за дурацкой фразы, технической детали или избитого клише в сюжете. Как я хотел бы спросить вас, что же вы выигрываете от того, что вечно держите свою критичность подле себя на коротком поводке?
Не лучше ли отпустить её на волю, дать ей какое-то время порезвиться в стороне, а самим принять произведение искусства с максимальной открытостью, на которую вы способны? Критичность никуда не пропадёт. Впоследствии, призвав её назад, вы сможете припомнить промахи сценариста, неудачи актёров и глупость режиссёра. А если бы даже и не смогли — велика ли беда? Так ли важно почувствовать своё интеллектуальное превосходство, чтобы не отказываться от него хотя бы иногда?
Боюсь быть превратно истолкованным, и потому уточню: нет, я не считаю, что стоит покупать билеты на киносеансы вслепую и смотреть всё без разбора, превознося даже самые посредственные картины. Искать близкое и интересное - нормально.
Я не собираюсь клеймить снобизмом чьи-либо вкусы и личные предпочтения. Речь — о нашем отношении к несовершенствам.
Дурацкая картинка, да? Найдите 10 причин считать её таковой. Сам едва могу удержаться от мыслей "какая пошлость".
Нам нужны основания, чтобы чувствовать себя счастливыми, удовлетворёнными. И в какой-то момент нам начинает казаться, что, чем больше оснований нам нужно для счастья - тем лучше. Это игра, в которую играют с нами химические реакции в нашем мозгу и/или, в зависимости от мировоззрения и вероисповедания, движение духа в нас.
Мы сами ставим своему восприятию и своему удовлетворению барьеры, отказываясь их переходить, хотя они часто - не более, чем помарка в тексте. Мы отказываемся от сопереживания и погружения из-за таких нелепостей, как цвет книжной обложки, ложная физика в кино или политические взгляды музыканта. Мы называем самых законченных критиканов "людьми тонкого вкуса", а людей нетребовательных - "неразборчивыми".
Что печалит меня больше всего - у нас не принято считать, что всё описанное выше - наша проблема. Мы снимаем с себя ответственность за своё счастье и перекладываем её целиком на плечи развлекающей нас обслуги. Сами мы предпочитаем оттачивать и возводить на новые высоты нашу критичность, чтобы как можно меньше вещей и явлений смогло пройти наши фильтры, которыми мы так гордимся. Именно так, мне представляется, к преклонным годам из человека формируется законченный брюзга, патологически неспособный сполна насладиться хоть чем-нибудь, кроме воспоминаний.
Ведь всякий прожитый нами день несовершенен, а упрекнуть несовершенство для нас, оказывается, важнее, чем преодолеть его.
И здесь из моего «во-первых» начинает вырисовываться «во-вторых», но время и место на исходе. Я надеюсь, что мне хватит запаса эмоции, чтобы написать о втором пункте чуть позже.
