Автор публикации «Игры с полом» (игра, как жанр и как философия сейчас в трендах), так вот, журналистка Екатерина Люльчак отмечает: «В детских садах Швеции упраздняют разделение на мальчиков и девочек — теперь есть только "друзья". Граждане Австралии де-юре имеют право на третий пол — в паспортах введены три обозначения: М (мужской), F (женский), X (для интерсексуалов). Мысль о том, что каждый может выбирать, кем ему быть, мужчиной, женщиной или третьим полом, искушает». На мой взгляд, эта мысль не искушает, а вызывает растерянность и даже ужас. Справедливости ради, отмечу, что автор не смакует, а констатирует. Но, увы, в толерантно - цивилизованном обществе пугаться в таких случаях не принято. Это должно вызывать, как минимум понимание, а лучше всего – приязнь и ни в коем случае не сочувствие. Он же не больной, а уникальный. Точнее, как раз, нормальный, ибо норма – есть первобытная, а потому давно отжившая догма. Раскрываем другой журнал – на этот раз гламурно-глянцевый. Известный модельер Марк Джейкобс ещё несколько лет назад предложил мужчинам носить юбки, а модная обозревательница с воодушевлением отмечает, что первые женщины, рискнувшие выйти в брючках, тоже подвергались жесточайшей критике. Поэтому надо смелее раздвигать бытийные рамки и радостно крушить бессмысленные прокрустовы ложа.
Итак, половая принадлежность человека оказывается всего лишь предрассудком, навязанным гендерным стереотипом, ролью в устаревшей пьесе, где костюмы давным-давно пропахли нафталином и пылью. В этой связи вспоминается мрачное пророчество Станислава Лема. В его романе «Возвращение со звёзд» главный герой прилетает на родную Землю после долгого отсутствия. За то время, пока Эл Брегг рисковал своей жизнью, видел смерть товарищей, преодолевал себя и получал удары судьбы, земляне стали иными. Совсем иными. Они не просто перестали стремиться к звёздам и погрязли в сладком потреблении, они очень сильно изменились внешне. Мужчины сделались меньше ростом, пластичнее, нежнее. У них появились вкрадчиво-ласковые, мирные нотки в голосе. Одежда – самая яркая и прихотливая. Тут же нет никаких гендерных предрассудков! «К яркости женских нарядов я уже привык, но мужчин без всяких на то оснований все ещё подозревал в маскараде и все еще питал робкую надежду, что увижу нормально одетого человека - жалкий самообман». Безусловно, тут нет и быть не может никаких силовых упражнений – раз брутальная мужественность никак не востребована обществом, они оказываются и не нужны. Далее, спорт перестал быть соревновательным, грубым, опасным. Остались спокойные и не напрягающие моционы.
Кроме того, Эл Брегг с ужасом отмечает, что он попросту пугает людей своим нестандартным внешним видом. Он – настоящее чудовище! «Я мог испугать кого угодно. Я и не подозревал, что выгляжу как ярмарочный силач. Бугры мускулов, торс, я весь был какой-то бугристый». То есть нормальный мускулистый мужик с грубоватыми, то есть, с привычно-мужскими чертами лица в этом обществе смотрится просто зверски. Брегг и сам начинает воспринимать себя, как дикаря, он стыдится своей мускулатуры и роста, его невольно раздражает «безобразное» отражение в зеркале. Более того, в этом тёпленьком и сладеньком мире мужчинам надлежит постоянно омолаживаться, проходить специальные процедуры, вроде избавления от седины, да и вообще, многие сугубо дамские ухищрения тут распространяются и на кавалеров. Понятное дело, что в этом расчудесном обществе приняты спокойные, без скандалов, расставания, а самая длительная семейная связь длится не более семи лет, ибо крепкие семьи с главенством сильного мужчины, это – смешная архаика. Однако все эти необратимые изменения в поведении землян произошли не сами по себе, а были вызваны так называемой «бетризацией», то есть процедурой, нейтрализующей в человеке все агрессивные начала.
Отныне хомо-сапиенс, в принципе, не может убивать, но при этом, он навсегда отказывается от риска, от поиска и даже от ревности в любви, ибо ревность порождается всё той же агрессией. Привычная в нашей культуре «борьба за женщину», которой наполнена вся классическая литература, да что там – вся мифология, все легенды и сказки, упраздняется и становится чем-то, вроде первобытной дикости. В новом мире даже искусство становится иным – бесполым и плоским, без страстей и страданий. Но то была фантастика. Мы же безо всякой бетризации постепенно становимся похожими на героев Станислава Лема. А теперь снова открываем тот же номер журнала «Огонёк» и читаем статью известного писателя Виктора Ерофеева, который, кстати сказать, обеспокоен сложившимся положением. Ерофеев пишет: «Отказавшись от культа силы, он [мужчина] невольно поощряет в себе черты слабости, роднящей его со слабым полом. Эта слабость, наполняясь философским содержанием, в конечном счёте, ведет к долгосрочному свержению капитализма, который, безусловно, поощряет агрессивность мужчины-дельца, мужчины-предпринимателя».
Оглянитесь вокруг – сейчас для выживания вида совершенно не нужна сила и ловкость. Более того, как правильно отмечает Виктор Владимирович, сегодня уже не актуален типаж «акулы капитализма», который эволюционировал с конца XVII века – от хваткого, неотёсанного и грубого буржуа до комильфотного, но «крутого» яппи. Нынче вся эта жёсткость и могучая пробивная сила оказываются ни к чему. Люди могут делать деньги, не выходя из он-лайна. Миллионером может стать невзрачный очкарик, измысливший принципиально-новую «фишку» для облегчения нашей тяжкой виртуальной жизни. Так зачем ему быть качком Арнольдом или ещё каким-нибудь Иваном Поддубным? Ему и жёсткая линия поведения не нужна. У каждого времени – свой эталонный тип мужчины, растиражированный образ которого мы можем видеть на улицах наших городов. Для современного информационного, виртуального общества таким типажом становится пресловутый хипстер. Это худощавый молодой парень, в непременных очках, в какой-нибудь смешной футболке с креативной надписью. Джинсы в обтяжку – дорогие, но тёртые или даже рваные. Дурацкая шапочка (впрочем, от известной фирмы), цветные кеды, шейный платок, трикотажная бабья кофта, небрежно застёгнутая на одну пуговку. Возможна интеллигентская бородка. Он увешан гаджетами и знает толк в виджетах, он смотрит «кино не для всех» и пишет умные вещи «для своих». В Твиттере.
Рядом с ним – его девушка. Всё то же самое, только пока всё ещё без бородки, хотя туфли на шпильках и прочую эпиляцию она уже считает принадлежностью неумных гламурных фифочек. Так вот, у этих персонажей нет пола. Они и друг друга воспринимают, как вполне равноправных товарищей – он ею не руководит, но и не угощает в кафе. Она его не обстирывает, но и не ждёт от него никаких роз на 8 марта. Унисекс из актуального стиля постепенно превратился в жизненную философию. Демократичная универсальность этого самого унисекса помогает не зацикливаться на полоролевых тенденциях. «Какая разница, товарищ?», если от этого не зависит, в конечном итоге, выживание? И счастье тоже никак не зависит! Ломка гендерных стереотипов невероятно выгодна производителю и продавцу, ибо мужчина «проникает» в дамские отделы, а женщина осваивает мужские роли. Более того, если девочка и мальчик одинаково любят футболки-поло и клетчатые рубашки, а также цветастые шейные платки, то их можно сбыть в два раза больше! Чистая экономика. Мне могут возразить: подобные тенденции уже встречались в истории человечества, и даже не раз.
В галантном XVIII столетии мужские и женские наряды были одинаково рафинированными, причудливыми и замысловатыми. Придворные красавцы носили одежды из той же розовой или, скажем, жемчужно-серой ткани, что и дамы. Пудреные парики, мушки, помады и притирания, пышные кружева, прихотливые вышивки и лёгкие туфельки с драгоценными пряжками – всё это было принадлежностью, как мужской, так и женской моды. Но, заметим, что носителями париков да рюшей, а также утончённой философии будуаров и гостиных, был очень малый процент жителей земного шара – обитатели королевских и императорских дворов, столичные модники и верхушка провинциального дворянства. Так, даже во Франции, на родине мод и стилей, «дремучие» аристократы из далёких периферий не пользовались всеми этими ароматными пудрами и предпочитали одежду тёмных «мужских» окрасок. И это, не говоря уже об остальной части народонаселения – о, собственно, производителях совокупного общественного продукта. Или вот. В Серебряном веке, на рубеже XIX и XX столетий, в моде была нарочитая мужская утончённость, нервность, обморочный вид и прочие «…бледные ноги». Опять-таки, носителями этого поведенческого кода являлась только небольшая прослойка европейской (в том числе, русской) и североамериканской интеллигенции.
Замечу, что любая мода в широком смысле этого слова долгое время оказывалась доступна лишь малой части людей. Поэтому нелепые тенденции, которыми время от времени богатые и образованные господа забивали себе головы, никак не отражались на нравственном климате общества в целом. В наше время мода, что называется, создаётся на улице и работает для большинства. Сейчас в моде унисекс и он бодро шагает по планете, сметая предрассудки, заморочки, комплексы. М + Ж = 0. Ему больше не надо быть агрессивным добытчиком, а ей – заботливой хранительницей. И он, и она – креативные дизайнеры, родитель №1 и родитель №2. В особо цивилизованных странах с некоторых пор практикуется «бесполое» воспитание. Одна знакомая блогерша, ныне живущая в Швейцарии, как-то написала у меня в комментариях, что на Западе много молодых мужчин, имеющих «женственную» неагрессивную пластику, они расслаблены, их лица округлы, а черты не резки, голос – тих и мягок. При всём при этом, у них традиционная сексуальная ориентация. Просто им больше …незачем. Что меня больше всего удивило, женщина рассматривала эту тенденцию, как позитивную. Ей с готовностью поддакнули: «Не то, что вечное российское быдло и прочее ‘купание ВДВ-шников’». Так это что, и есть цивилизация? По-моему, это уже вырождение.
