Давно, в дальстроевские ещё времена, жил-был далеко на Севере, в стороне от Колымской трассы, некий начальник богатого прииска. На прииске, как водится, имелся подлагпункт, где обитали заключённые: их трудами и тёк в валютные закрома страны драгоценный металл. Начальник имел добрый нрав, насколько такое вообще было возможно по тем суровым временам, и заключённые его не то чтобы любили, но уважали за человеческое к себе отношение. И когда начальнику в кои веки выпал отпуск на материк, преподнесли ему портсигар, выделанный умельцами здесь же в лагере. Да не простой, а золотой. В самом деле золотой – из неучтённого металла. С искусно выгравированным на крышке портретом Ленина. Что металл уходил «налево» даже в дальстроевские времена – может показаться немыслимым, но это так. И начальник прииска об этом догадывался. Но, по великой доброте своего нрава, а также на радостях от предстоящего отпуска, доискиваться виновных не стал, а взял портсигар на память (ему через год как раз выходил срок службы на Севере) и отправился в заслуженный отпуск. Что такое отпуск на Севере в те годы – это что-то. В войну и ещё какое-то время после войны вообще никаких отпусков начальствующему составу Дальстроя не давали. План, план, сверх плана, ещё, ещё золота, давай, давай... Потом потихоньку стали выпускать – раз в три-четыре года. Зато надолго – на пару месяцев, с оплатой долгой дороги в оба конца в любую точку Союза, с оплатой дороги семье, с большими премиальными-отпускными. Это если всё в ажуре с планом-сверхпланом, конечно же. Отпуск был – маленькая жизнь посередине длинной северной жизни. Предвкушая отдых, тот начальник прииска три дня провожался с подчинёнными-коллективом, гудели всем прииском и половиной лагеря. Погрузивши семью и отпускной скарб на полуторку, наконец отправились потихоньку к промежуточному месту назначения, откуда дальше предстояло выбираться пароходом на материк. Заехали по пути в райцентр, добавили ещё с тамошним начальством горнопромышленного управления. И вот вышли уже на Колымскую трассу и повернули в сторону Магадана. По Колымской трассе тогда передвигался разный народ. Лихой, преступный, случались и беглые из лагерей – всякого добра хватало. И потому проезжих на трассе регулярно проверяли дальстроевские патрули. Остановили и ту полуторку: ваши, мол, документы. Начальнику сунуть бы им сразу свою подорожную, да и дело с концом, но на беду попала вожжа под хвост, взыграла приисковая гордость, обильно сдобренная спиртным. Открыл дверцу, свесился оттуда и давай патрульных стращать: мол, вы кто такие? да знаете ли вы, гниды вертухайские, кто́ перед вами? да я золото стране даю, я вас в бараний рог, то да сё! Патрульные всякого навидались на своём веку, всё понимают – человек в отпуск, устал до чёртиков, вот радостно ему, куражится маленько. Глядишь, всё бы ему сошло с рук, да только рванул начальник прииска в сердцах на груди своей шинель – достать-таки «корочки», а оттуда – портсигар прямо под ноги патрулю. А на портсигаре том, понятно, ни клейм, ни пробы. Ну-ка, ну-ка, а что это у нас здесь такое?! Ну что – через немногое время вместо отпуска вернулся он на свой прииск. Только в совсем другом качестве и надолго. Ленина признали отягчающим обстоятельством, припаяли ещё и антисоветчину: вождём мировой революции, гад такой, краденый у государства драгметалл клеймил, издевался! | ||||||