Снегопад утих. Сосновый бор замер облепленный снегом сверху донизу. Мокрый и тяжелый. Безудержно красивый лес. Я такого никогда не видел, разве в фильмах, да в горах. Но там другой и снег и лес. Так на открытках Рождество рисуют, да у Бажова пару раз. Даже топтать неловко. Но тропинка манит белизной. Манит и тянет глубину в леса, как манит соседская малина детей.
По ручью к Кушъюхъюгану. Русло деревьями завалено и щедро все это перемазано. Белым да сизым.
Мне бы холст и кисти. Ей Богу я, энтузиазмом единым, написал бы такую, что Игошев бы позавидовал, картину. Снег белее белого. Бывает же.
К воде спустились. Петлями своими заворожила, водой убаюкала, шугой укутала берега свои, песчаные да суглинистые. Кухту на ветвях и небо сталью передернуло.
Поразила нас река. «Здесь археология должна б» - рассуждали мы и меж меандров топтали. Вечерело, но покинуть ли. Расстаться со сказкой? По долине вниз пошли, излучину прошли. Но не покинули.
Полезли напрямки через увал к дороге. Резко стемнело. Упругий ковер багульника впереди. Сильный пряный запах. Присыпанный снегом, свеж до чистоты, до одури, багульник. Упруго шагали мы.
Вдруг солнечный луч пробил сосновый бор.
На высокой террасе, пронизан светом.
Сказать, что ничего не сказать. Мне бы Паустовского язык, хоть на миг, я б может и выразил, а пока слова простые на уме: Красиво и Щедро. Бывает так в октябре.
Но как часто мы в том октябре, щедром да ласковом. Хоть где, только не в том октябре.
Быть может этот луч только нас и ждал тут. А мы упруго мимо. Прошли бы не спеша.
Но я остался. Ждал и получил. Света и красоты. В октябре.
